Давным-давно — отнюдь не в прошлую пятницу, а лет так около двадцати назад, жил в моем подъезде парень на год младше меня, по имени Вадим Потрашков, обретший впоследствии кличку Пепс. Мы с ним очень сдружились, и когда в районе моего девятого класса он перебрался жить в Строгино, я частенько стал туда ездить (Дурная голова ногам покоя не дает. Подумаешь, фигня какая, со Ждановской, которая теперь Выхино, да на Щукинскую смотаться, а потом обратно!)

      Познакомился я и с ребятами из его класса, и вскоре получилось так, что я с ними сошелся лучше, чем со своими одноклассниками. Среди всего прочего, в 66-й школе, где эти ребята учились, завелся клуб интернациональной дружбы по имени «Унидас». Организовал его Сергей Гоголев по кличке «Гога-Эфиоп»: он после МГИМО и вправду в Эфиопии некторое время поработал, а потом вернулся, и стал чего-то такое преподавать в партийной школе для товарищей из развивающихся в правильном направлении стран.
Зачем этот клуб Гоге был нужен, я не знаю до сих пор. Для карьеры от него большой пользы не было, нервов с ним Гога имел порядочно… Может быть просто нравилось? Наверно, так!

       Одним из направлений работы клуба были самодеятельные спектакли. Первым была антипиночетовская поделка  «Интервью в Буэнос-Айресе», а потом…
       Потом дело было так: сидим мы с ребятами, о чем-то треплемся. И вдруг — раз, другой, третий, проскакивают знакомые имена: Вир Норин, Фай Родис, Чойо Чагас… Я прислушался, и оказалось, что Гога решил поставить в «Унидасе» спектакль по «Часу Быка».
        Это в 83-м году! Когда «Час Быка» был изъят из библиотек, и считался чуть ли не диссидентской литературой! Впрочем, я об этом тогда не знал, а знал ли Гога — сказать трудно. Для меня же «Час» был интересной по сюжету, но достаточно занудно написаной книжкой, которую я дочитал до конца в основном потому, что читал в те времена все, что называлось фантастикой.
         Гордый своими познаниями, я начал просвещать народ, как там на самом деле все было — оказались, что будущие актеры посвящены отнюдь не во все повороты сюжета книги. Так что получился из меня этакий «все что было, все что будет — все расскажу». Например, девушка, назначенная на роль «тамошней» подруги навигатора Вир Норина была просто поражена, узнав интимные подробности своей жизни.

         Впрочем, скоро выяснилось, что Гога имеет собственную трактовку бессмертного произведения Ефремова. Достаточно сказать, что в финальном эпизоде у него Фай Родис… отстреливалась. Да и вся планета была им зачем-то переименована из Торманса в Тормансис. Так что бедный Иван Антонович в гробу перевернулся не раз и не два.
 

Володя Райков, он же Бобсель, он же командир звездолета Гриф Рифт в процессе строительства декораций. Униформа звездолетчиков: черные плащи и странная эмблема в виде спирали, наложеной на некое подобие натовской эмблемы. Кроме того в качестве скафандров использовались две притащеных мной самостройных горнолыжных куртки из ярко-оранжевого парашютного шелка.

         Начались репетиции. Земляне расхаживали по Тормансису, стенающему под гнетом диктаторов, а простой народ величал Фай Родис «Великой змеей» и готовился свергнуть тиранов. Особенно хорошо шли прогоны объяснения инженера Таэля с Фай Родис. Само собой, что Гога по соображениям общественной нравственности выкинул всякие намеки на влюбленность, и тем более какое-то там плотское влечение простого, и в душе советского, инженера к залетной красавице (чему сам Ефремов уделил немало внимания). Все это было заменено на совместные рассуждения о счастье народном.
          Выглядел процесс так: инженер Таэль в матерчатом тренировочном костюмчике выбегал на сцену вихляя всеми частями тела, и становился в почтительную позу. Фай Родис вещала, а он как заведенный повторял «О, Великая Змея! Это более, чем прекрасно!» Обычно в этот момент  репетиции из зала раздавался комментарий «Змеюка подколодная!», все ржали, и приходилось начинать сначала.

          И вот — торжественный день. Все готово… ну, почти все.. Например, пролог должен читать Анатолий Олимпиевич, учитель труда из той же самой школы. Его нету, его ищут, его нашли… «Ну, где там ваш текст? Ща выучу!»
         Гога в панике выдает текст, типа не надо ничего учить, вы хоть так прочитайте. Анатолий Олипиевич читает, по ходу дела импровизируя…
          - И вот тормарсиане… Хм, при чем тут марсиане? Значит так: и вот тормансисяне… То есть тормансисиане… Тьфу! Не буду говорить это слово!
        Потом появились новые поводы для Гогиных переживаний. Где сухой лед? Час назад команда добровольцев отправлена за сухим льдом, чтобы сделать в нужный момент дымовой эффект — ни льда, ни добровольцев. Лишь перед самым началом они все же пришли с ведром, в котором лежат несколько кусков. И где Пепс?! Он должен принести самое важное...
 

Фотография тех времен: Пепс в роли Ген Ши, руководителя местного КГБ. Плащ ярко-красный, лицо покрыто белилами, перчатки тоже белые, на груди тигриный коготь, позаимствованый у родителей... Словом, зрелище впечатляющее, жаль фотография паршивая.

       Пепс с дипломатом наконец является, картинно его открывает… О, это было зрелище для богов. На фоне ярко-красной ткани (плащ) лежат: гонконговский двенадцатизарядный капсюльный кольт, гонконговский же капсюльный парабеллум, детское ружьецо, смотрящееся как небольшой помповик, пара пистолетов советского производства и до кучи — рубчатая рубашка от лимонки. Прямо чемодан торговца смертью. Все это великолепие (кроме лимонки, ее Пепс добавил для красоты) снаряжено самодельными капсюлями, и должно стрелять в процессе спектакля.

        В зале уже народ — окрестных школьников под присмотром педагогов согнали на «мероприятие». Гаснет свет, из Гогиной магнитолы грохочет музыка, и спектакль начинается.
        Пульт космического корабля имитировался школьной партой с взгроможденным на нее картонным ящиком. Все вместе это было обернуто кулинарной фольгой, и украшено мигающими лампочками от елочной гирлянды.
Дополнительный эффект космического перелета создавался включением на той же парте желтого проблескового маячка, сворованного со снегоуборщика для школьной дискотеки, и облачением экипажа в «шлемы» — то есть надеванием на головы щитков из полупрозрачного пластика. Заливание воды в ведро с сухим льдом состоялось, но ничего не дало — то есть пузыри бурлили, а ожидавшегося дымового эффекта так и не появилось .
 

Этого бравого звездолетчика так и не удалось опознать. "Шлем" надежно скрыл его лицо от возможных шпионов!

         Дальнейшие приключения Змеюки Подколодной на планете Тормансис шли гладко, пока не наступил последний эпизод. По идее к Фай Родис должны были выбегать враги, стрелять в нее, и падать сраженные своими же пулями. Картина была сильная: мигает стробоскоп, играет жестокая музыка, народ выбегает, бабахает из очередного огнестрельного оружия, и красиво падает. Одним их первых выбежал парень, вооруженный тем самым кольтом. Как и положено, он выстрелил, упал, кольт выкатился у него из руки, и закатился под рояль.
          Уже потом выяснилось, добрый Пепс не стал мелочиться, и зарядил оружие по полной, на все двенадцать зарядов. И вот, эти капсюли начали детонировать. Со стороны все выглядело сюрреалистически: лежит под роялем пистолет, вдруг он сам по себе стреляет, подпрыгивает, переворачивается в воздухе, падает, при ударе снова стреляет, снова переворачивается — словом кадр из «Правдивой лжи» с кувыркающимся по ступенькам автоматом был не более чем плагиатом с этой сценки.

          Апофеозом всей истории была героическая гибель Фай Родис. Обставленна она была так: из зала на сцену летит маленький дымящийся пакетик - бомбочка. Все враги лежат уже дохлые, и только непокорный кольт все колбасится под роялем. Раздается истошный вопль «Защитное поле!!!». И бомбочка… По выражению одного моего приятеля — «Она не рванула. И даже не долбанула. Она @#$нула!»
          Вспышка, грохот, в зал валят клубы удушливого зеленого дыма — и спектакль кончается. По разговорам зрителей между собой, очень мало кто понял, что произошло, что вообще там на сцене творилось, но обилие стрельбы и грохота всем понравилось, и на второй (и последний) показ спектакля загонять школьников уже не пришлось, сами шли.
          Так и осталось у них впечатление на всю жизнь, что «Час Быка» — это классный боевик, где много стреляют и взрывают.

Вернуться на страницу "мемуаров"
Вернуться к содержанию